Так устроен спорт

Во время X зимних Олимпийских игр в Гренобле улицы вечерней Москвы выглядели несравненно менее людными, чем обычно. Неудивительно: как говорится, вся Москва — и стар и млад — сидела у телевизоров, радуясь успехам советских спортсменов, огорчаясь их неудачами, волнуясь и переживая.

Различные виды спорта по-разному отражались в поведении болельщиков. Стремительный хоккей, быстротечные схватки то у одних, то у других ворот бросали телезрителей из жара в холод, заставляя бурно реагировать на мгновенную изменчивость хоккейных ситуаций. Лыжные гонки с их внешним спокойствием томили ожиданием того момента, когда будет объявлен результат. Соревнования фигуристов люди смотрели затаив дыхание, восхищаясь мастерством исполнителей произвольной программы и больше всего на свете опасаясь срыва, падения. И если вдруг срыв действительно происходил, из груди болельщиков вырывался шумный вздох разочарования и сочувствия.

Иногда этот вздох превращался даже в непроизвольное восклицание. Такое случалось тогда, когда неудача подстерегала не кого-нибудь, а претендентов на высшие олимпийские награды, чемпионов мира, Европы, которые приучили поклонников только к восторгам в свой адрес. Помнится, с каким разочарованием восприняли любители фигурного катания неудачу австрийца Эмериха Данцера. Подумать только — этот замечательный спортсмен, считавшийся наиболее вероятным победителем олимпийского турнира, после выполнения обязательной программы оказался всего лишь на четвертом месте!

Но зато как торжествовали те, кто отдал свои симпатии другому фигуристу — соотечественнику Данцера Вольфгангу Шварцу. На протяжении многих лет Шварц был неизменным обладателем серебряных наград чемпионатов мира и Европы. Однако до Гренобля ни разу не удавалось ему подняться на высшую ступень пьедестала почета — ее всегда занимал Эмерих Данцер. «Вечно второй» — так прозвали Шварца любители фигурного катания. Казалось, никогда ему не опередить своего маститого соперника. И вот — долгожданное золото!

Да, Вольфганг Шварц стал чемпионом Олимпийских игр. Но, видимо, так уж сложилась его спортивная карьера, что в историю фигурного катания он все же вошел как «вечно второй»: через несколько недель на очередном чемпионате мира Данцер сумел вернуть себе титул сильнейшего в одиночном катании, а олимпийский победитель сразу после Гренобля покинул любительский спорт, перейдя в профессионалы. Он словно подчеркнул этим, что его успех на Олимпиаде был всего лишь эпизодом, исключением. Тем самым исключением, которое подтверждает правило, а в Данном случае — расстановку сил в мировом фигурном катании.

Спустя некоторое время после того, как закончился зимний сезон, когда улеглись волнения, связанный с изгнанием Данцера с мирового «трона» и возвращением его на «царство», мне довелось беседовать со свидетелем этих интересных событий — советским арбитром Константином Константиновичем Лихаревым.

Лихарев — судья международной категории. Он оценивал мастерство фигуристов на многих мировых и европейских первенствах, лично знаком со всеми чемпионами и является блестящим знатоком любимого им вида спорта.

Когда мы заговорили о «провале» Данцера в Гренобле, Константин Константинович поднялся с кресла и, поискав что-то среди книг, рядами стоящих на стеллажах, положил передо мной одетую в красивый полиэтиленовый переплет папку.
—     Это технические результаты олимпийского турнира. А вот итоги чемпионатов мира и Европы за пять предыдущих лет. Если проанализировать их, получится, что поражение Данцера если не следствие судейской ошибки, то уж наверняка — отчаянное невезение.
—     Значит, репутация Шварца как «вечно второго» оправдана? Ну и обидно же должно быть ему!

Но Константин Константинович ни за что не хотел соглашаться с таким выводом.
—     Да знаете ли вы, что значит серебряный призер чемпионата мира! — с неожиданной для своего почтенного возраста горячностью воскликнул он.— Каким отточенным мастерством надо обладать, чтобы добиться этого титула! Впрочем, оставим эмоции, давайте по порядку. Во-первых. —
Тут необходимо сделать небольшое пояснение. Константин Константинович Лихарев, помимо того что он — арбитр высшей, международной, категории по фигурному катанию, еще и известный ученый, лауреат Ленинской премии. Правда, надо бы сказать наоборот: профессор, заместитель заведующего кафедрой сопромата МВТУ Лихарев свой досуг посвящает судейству соревнований фигуристов. Это его давняя страсть. Свыше сорока лет назад молодой спортсмен впервые предстал  перед своими товарищами в роли арбитра, и с тех пор Лихарев неизменно судит все крупные турниры по фигурному катанию.

Но подобно тому как в науке Лихарев не только ученый, но и профессор, иными  Словами — преподаватель, который читает студентам курс сопротивления материалов, так и в спорте Константин Константинович не только судья, а также и тренер, общественный тренер. В начале 50-х годов он создал, по существу, первую в стране детскую секцию фигурного катания, в которой вырастил нескольких мастеров спорта, трех чемпионов Советского Союза. Один из чемпионов носит титул четырехкратного. Это — Татьяна Лихарева, дочь профессора.

Остается добавить, что теперь, закончив выступления на ледяных полях, Татьяна тоже стала спортивным арбитром, сейчас у нее уже международная категория. Почти в те самые дни, когда отец выставлял баллы участникам гренобльского олимпийского турнира, дочь оценивала мастерство фигуристов на Всемирной универсиаде в Инсбруке. Она идет по стопам отца и в спорте и в науке: после окончания Московского Высшего технического училища имени Баумана Татьяна Лихарева стала инженером по глубокому холоду и поступила в аспирантуру, готовится сейчас к защите кандидатской диссертации.

Серьезное увлечение фигурным катанием и спортивным судейством не помешало Лихаревым добиться больших успехов в науке. Но зато из науки они привнесли в спорт способность к самостоятельному и критическому мышлению, умение анализировать явления.

Вот почему Константин Константинович, на минуту отдавшись во власть эмоций, потом прибег к логическому доказательству своей точки зрения.

По его мнению, атлет может испытывать чувство обиды, досады только в случае нелепого невезения, когда спортивное счастье отвернулось от него и вопреки логике поединка он проигрывает. Ну, например, разве редкостью являются футбольные матчи, в которых команда, играющая явно лучше соперника, пропускает в свои ворота случайный гол, решающий судьбу встречи? Если этот матч, предположим, был кубковым, то немудрено, что даже у мужественных футболистов проигравшей команды могут навернуться слезы обиды.

Но ведь бывает — и чаще всего — иначе. Тот, кто сильнее, выигрывает, а тот, кто слабее, проигрывает. Почему же должен сокрушаться побежденный? На что ему обижаться? Наоборот, если спортивная борьба была интересной и упорной, если противники оказались достойными друг друга, но, по старому изречению, сила переломила силу, то и проигравший должен испытывать чувство глубокого удовлетворения. А как же иначе?! Ведь, в конце концов, в спорте результат играет подчиненную роль! Главное — сама борьба.
— Если Шварц чувствует, что он слабее Данцера,— а он, по-моему, не может этого не чувствовать,— закончил Лихарев,— то он должен гордиться своим превосходством над многими другими сильными фигуристами и радоваться тому, что именно ему, Шварцу, приходится постоянно угрожать чемпиону. Шутка сказать: в споре этих двух спортсменов решается судьба золотой медали, к их соперничеству приковано внимание всех поклонников фигурного катания, а более слабый из них будет обижаться на такие высокие почести!

Лихарев снова говорил горячо, убежденно. И с ним трудно было не согласиться. Действительно, спорт так уж устроен, что кто-то в нем должен проигрывать: ведь ничья — это нечто временное, промежуточное, не окончательное. Не случайно ничья допускается правилами лишь тогда, когда противникам предстоит еще раз помериться силами между собой или сравнить свои возможности косвенно — путем поединков с третьим соперником. Ничья — спутник первенств, где победитель выявляется по результатам многих встреч. Однако в розыгрыше кубков, при системе выбывания, ничья недопустима, противники сражаются до победного. Кстати, и правила проведения первенств предусматривают переигровки в тех случаях, когда на высшую, золотую, награду претендуют две команды. Второе-третье места поделить можно. Первое безраздельно принадлежит только одному — победителю.

Так что конечный смысл спорта заключается именно в победе одного и проигрыше другого, но никак не в мирной ничьей. А раз так — кому-то суждено терпеть поражения. С этим должен смириться каждый вступающий на спортивную стезю, хотя, естественно, хочется, чтобы проигрывал соперник. И потом, одно дело — проигрывать, как говорится, всем и каждому, а другое — уступать в борьбе только чемпиону, побеждая всех остальных соперников.

С этой точки зрения разве можно сочувствовать тем, кому судьба определила быть «вечно вторым»? Нет, это тоже завидная и почетная слава, хотя рангом ниже, чем удел чемпиона. Завидная по многим причинам. И в первую очередь потому, что в существовании «вечно вторых» атлетов — закон непрерывного развития спорта. В диалектическом противоречии между чемпионом и вице-чемпионом кроются те внутренние силы, которые двигают вперед спортивные достижения, поднимают потолки рекордов, рождают красоту спортивной борьбы.