Без фальши

Всю зиму, по вторникам и пятницам, мы играем в хоккей в «коробке» перед Южной трибуной Центрального стадиона «Динамо». Наше время, хоккейной группы ОФП, с 8 вечера до 10. Переодеваясь, мы, ведем разговор, похожий, наверное, на все разговоры в спортивных раздевалках, подшучиваем друг над другом, обсуждаем новости. Личная тема отсутствует. Играя вместе много лет, мы умудрились ничего не узнать друг о друге. Даже фамилии партнеров нам неизвестны. Мы друг для друга Коли, Васи, Гриши, Толи, Вити, будто пацаны с одной улицы.

И хоккей наш похож на детские ристалища. Те же игровые эмоции. Мы радуемся и досадуем, и спорим, и... да-да, как ни смешно в этом признаться, и стычки бывают тоже. Уж такая игра хоккей.

Выезжая на залитый светом лед, мы сбрасываем, как старую кожу, груз возраста, бремя забот. Хоккей стирает всяческие различия между нами, социальные и личностные. Да, это обновление. Счастливое чувство, которым мы, не называя его, дорожим, ибо его недостает нам всем...

Спорт дарует уникальную возможность совершить обратное путешествие во времени, вернуться к детству, к тому, что нам особенно дорого в детстве — к простодушию, целомудренной серьезности и прямоте отношений, к обнаженности чувств. Таков спорт. Такова суть этого феномена человеческой психологии. Когда вы увидите на пляже или в парке отца семейства, тусующего мяч с оравой ребятишек, не верьте, что он просто забавляется. Нет, он наисерьезнейшим образом пытается протолкнуть мяч в ворота из двух прутиков. Спорт — это всегда предельно серьезно.

Это иррационально-серьезное занятие. Быть может, из этого противоречия проистекают трудности в понимании спорта, как явления. Мы не можем не назвать иррациональной физическую деятельность, не вызванную практической необходимостью. Развитие мускулатуры, забота о здоровье— цели привходящие. Если они становятся основными и для их достижения спорт используется как средство, то это уже не спорт, а что-то другое. В историях о чемпионах, превратившихся благодаря спорту из хиляков и дистрофиков в атлетов, опускается или остается в тени существенный момент — стимул. Нет, не ради наращивания мышц тренируются до седьмого пота — ради спортивных результатов. Если ты не атлет от рождения, это не говорит о том, что ты не обладаешь спортивными задатками. Опытный тренер увидит даровитого спортсмена в хиляке и дистрофике и будет возиться с ним вовсе не из сочувствия к его невзрачной фигуре...

Спорт возник как ответ на человеческую потребность в состязании. Спортсмен в классическом понимании этого слова — человек, подверженный синдрому состязательности. Это не романтика, а биология. Спорт романтичен в той же мере, в какой романтична сама жизнь, ни больше и ни меньше. Все и всегда зависит от мироощущения, от состояния души. Один, безумный и храбрый, идет напролом. Другой выжидает и осторожничает, но к победе стремятся оба, и в этом смысле оба романтики. Романтики — альпинист и спелеолог, нападающий и вратарь, победитель авторалли и тот, кто финишировал последним на дистанции 30 километров в спортивной ходьбе. Романтично осуществляемое при минимуме материальной и духовной свободы стремление к приключению, к остроте переживания. Вовсе не ради приятной прогулки тысячи лыжников или бегунов, конькобежцев (в Голландии) стартуют в массовых пробегах. Каждый надеется использовать иллюзорнейший шанс на победу.

«Главное не победа, а участие» — один из благородных принципов олимпийского движения, но само выражение метафорично, его не следует понимать буквально. Потому что участвовать — значит, надеяться на победу. Прагматизм в спорте — понятие весьма условное. В каждом соревновании, в каждом турнире есть заведомые аутсайдеры и потенциальные победители. И тех и других ожидает испытание. В спорте не существует кредита доверия. Отсюда идет идея спортивного тотализатора. Кто ставит, идет на риск. В прогнозах предпочтение отдается сильному, но сенсация, этот случайный выигрыш, этот непредвиденный взлет аутсайдера — дежурная вещь в спорте. Сенсация в спорте — запрограммирована. Психологическое обоснование этой «программы» — неуемное, опровергающее, опрокидывающее объективное соотношение сил и разницу в уровне мастерства стремление к победе. Поэтому, когда мы узнаем, что 88-я ракетка мира победила вторую, мы не удивляемся, а лишь вздыхаем: таков спорт. А можно также сказать «такова жизнь». Спорт помогает нам лучше, отчетливее разглядеть и понять жизнь, ее мнимую, кажущуюся парадоксальность, нелогичность. Прочтем повнимательнее заезженное выражение «Спорт — это образ жизни». «Образ», буквально,— отражение, лик. Спорт — лик многоликой жизни.

Противоборство спортсменов, поединок на спортивной площадке — спорт, возведенный в ранг символа, явление спорта в экстрагированном, конечном виде. Но спорт шире любых условных рамок (ринга, помоста, поля). Спорт свободнее любых правил. Напрасно нам преподносят «спортивные» эпизоды в биографиях общественных деятелей, кинозвезд как нечто пикантное. Тут не место ни удивлению, ни умилению. В натурах деятельных, активных спортивное начало присутствует по определению. Через соперничество (спорт) реализуется потребность в самовыражении, самоутверждении. Состоится ли это соперничество в виде сугубо спортивного состязания, зависит от конкретного социального фона, от конкретных культурных традиций. Но в любом случае оно состоится, это будет — спорт. Под самыми разными обличьями и названиями спорт присутствует в жизни, составляет элемент повседневности. Люди соревнуются, уперев локти об стол (сейчас это уже узаконенный вид спорт — армрестлинг), расстелив на скамейке шахматную доску, совершая обгон на шоссе, сбегая по эскалатору в метро, играя на бирже, ухаживая за женщинами, переживая за любимого актера, «болея» за любимую команду. Спортивный принцип присущ любому виду деятельности, в том числе далекому от спорта как такового. В бизнесе — конкурируют, то есть соревнуются. Без конкурса (состязания) трудно себе представить развитие в науке и искусстве.

Искусство и спорт сравнивают, когда наталкиваются на эстетические параллели (фигурное катание и балет). Но спорт близок к искусству и по своим целям. Подобно искусству, спорт как деятельность и как зрелище существует и утверждает себя как нечто вторичное по отношению к жизни, как некая искусственно созданная альтернатива жизни. Спорт и искусство превосходно, если можно так выразиться, сочетаются. Нет ничего странного в том, что Шостакович просиживал часы на футболе. Не «отдохновения» он там искал, а вдохновения. Немало и других Ярких примеров «толкования спорта музыкой». Стихи Мандельштама и Заболоцкого. Картины Павла Кузнецова, постановки хореографа Мориса Бежара. Примеры, конечно, не относятся к категории доказательств. Но яркие иллюстрации способны убедить, заставить отказаться от снобистского противопоставления искусства и спорта, как двух полюсов человеческой натуры, в одно и то же время, возвышенной и низменной. Этот предрассудок живуч, несмотря на славословия в адрес спорта. Еще одним опровержением его является грандиозный успех театра спорта.

Олимпиады, чемпионаты мира по футболу превратились в великолепные, всепланетные шоу, в фиесты, по масштабу превосходящие все возможные виды зрелищ. Однако декоративность, внешняя сторона — необходимое, но не определяющее условие успеха в театре спорта. Главное — драматургия, в основе которой противоборство, противостояние, открытый, резкий конфликт, не знающий компромиссов.

В театре спорта сценарий пишется с такой точностью и силой правды, какая доступна лишь стихийному творчеству — кристаллы льда на стекле. В спорте все — живьем, без репетиций. Ничего не испортить. Подмена невозможна. Нечестная игра, коррупция чиновников, допинг и прочие издержки профессионализации и идеологизации — все это из категории человеческой морали. Речь идет о спорте как таковом. Здесь — а где еще? — невозможна подтасовка авторитетов. Глиняных идолов, как в науке или в искусстве, в спорте не бывает. Пророк, побиваемый камнями, эпигон, пользующийся успехом и славой,— такого история спорта не знает. В спорте нет дутых величин. Если силен, докажи, что силен. Середняк — никого не введешь в заблуждение.

Принцип торжествующей справедливости притягивает к спорту миллионы сердец. Именно сейчас, на пороге нового тысячелетия, когда мы осознанно и напряженно под угрозой катастрофы ищем пути к гармоническому существованию, спорт выступает как спасительное средство. Мы цепляемся за спорт, как за нечто здоровое, цельное, за этот прекрасный спор джентльменов, за эту серьезную игру, выставляющую в смешном свете такие обидные человеческие свойства, как агрессивность, недоброжелательность. Самая трогательная из всех спортивных церемоний — рукопожатие двух бойцов. Никогда, ни при каких обстоятельствах этот жест не бывает излишним, аффектированным. Уж мы-то, публика в театре спорта, отлично это чувствуем.

В театре спорта вообще не бывает фальши. Все без исключения эмоции правдивы, подлинны. Вспомним недавнее — слезы чемпионов на Сеульской олимпиаде. Да разве это были слезы радости? Расхожий журналистский штамп годится только для дешевой мелодрамы. Девушки-кореянки, победительницы турнира по гандболу, рухнули, каждая там, где застав ее финальный свисток, не в силах ни радоваться, ни ликовать, ни справиться с сотрясавшими их рыданиями — апофеоз отчаянной борьбы на пределе физических и моральных сил, пожалуй, и за пределами. И это типичная сцена для суперпрестижных состязаний. Годы изнурительных тренировок предшествуют минуте, когда между счастьем и несчастьем волосок не поместится. Перед зрителями на трибунах и перед экранами телевизоров разыгрывается подлинная человеческая драма. Спортсмен сжигает себя отнюдь не ради почестей и денег, хотя без этого и не существует профессиональный спорт. Не награда стоит жизни — победа!

Американец Грег Луганис — прыгун в воду — мог рассчитывать на «золото» в Сеуле лишь при идеальном исполнении последнего своего прыжка. Такой может получиться раз-другой в серии из десяти, но не по «заказу». Но он сделал это, и... плакал неудержимо, не улыбаясь, не отвечая на поздравления,— зрелый спортсмен, закаленный, видавший и перевидавший все на свете.

Елена Шушунова. Ей необходимо было получить 10 баллов в завершающем упражнении, чтобы стать абсолютной чемпионкой Олимпиады. Телекамера не отрывалась от лица спортсменки, готовящейся к кульминационному моменту не только этих соревнований, но и всей своей карьеры. В зале происходили какие-то события. На разных снарядах другие гимнастки исполняли свои композиции, но режиссера интересовала лишь Шушунова: вот она сидит, глаза полузакрыты, встает, уходит из плана. Шушунова — моноспектакль...

Ничто так не волнует, не возвышает, не окрыляет человека, как свершающееся чудо. Жизнь чудесами бедна. На театральной сцене их еще надо сыграть правдоподобно, чтобы поверили. В театре спорта все актёры — великие.

Аплодисментами, впрочем, они не избалованы, да и достаются лавры лишь победителям. Неудачников неизмеримо больше, и каждый — интереснейший персонаж, каждый герой, статистов в спорте не бывает. В фильме, посвященном Токийской олимпиаде, японские кинематографисты много внимания уделили марафону. Пристально камера наблюдала за бегом... аутсайдеров. Обессиленные бегуны почти останавливались у столов с питьем, установленных вдоль трассы, но все-таки продолжали бег и вбегали на стадион под овации (именно под овации) благодарной публики. В спорте проигравший может быть фигурой трагической, но жалкой, смешной — никогда!